Если быть немного внимательнее к окружающим и уметь слушать, то в общественном транспорте обязательно можно услышать занимательную жизненную историю, в которой, как в самых лучших бестселлерах, есть место всем основным приёмам, чтобы слушатель, а потом и читатель затаили дыхание и следили за развитием сюжета.
Маршрутным такси я пользуюсь нечасто. Но когда случается добираться до города на маршрутке, никогда об этом не жалею. Какие потрясающие истории из жизни можно услышать, тихо устроившись на сидении. Вот одна из таких историй.
Фаина и Регина сестры. Фаина – старшая. Она мало чем отличается от других жительниц своего села. Обычная женщина за тридцать пять, наверное, расторопная и хлебосольная хозяйка.
Мы не можем ничего сказать о Регине, потому что в этой маршрутке, где сейчас едет со своей близкой приятельницей Фаина, второй сестре места не будет никогда.
– Я с этой гадиной, не то что на свадьбу к Роману не поеду, я с ней на один гектар не сяду, – говорит Фаина подруге и внимательно смотрит ей в глаза.
У подруги смешно приподнимаются брови. Она не столько сочувствует Фаине, сколько сгорает от нетерпения услышать – в чем же дело. Чтобы ускорить процесс, подруга подаёт реплику:
– Не помирились? Я думала, вы с Регинкой как-то нашли общий язык. Чего между роднёй не бывает? – Она говорит громким шёпотом, стараясь не привлекать внимания других обитателей маршрутного такси.
Но кому сейчас есть дело до чужих страстей. Пассажиры уткнулись в смартфоны: либо играют, либо смотрят ролики, плотно заткнув уши наушниками. Фаина вскидывает голову, осматривается. Убеждается, что никому неинтересны их тайны, и продолжает:
– Знаешь, никогда бы не подумала, что до такого дойдём. Мы же, когда в школе учились, прямо, самые кровные сёстры были. Друг за друга горой. Никаких секретов. Регинка, когда в десятом классе это попробовала, так мне сразу рассказала. У меня глаза на лоб полезли. Я месяц никак успокоиться не могла. А она мне говорит: «Я чо, тёмная? Никаких детей у нас не будет. Не та тема. Или, может, жених у меня малоспособный». Я первый раз тогда подумала, что-то с сестрёнкой не так. Не туда клонит. Но я уже в колледже училась, мне некогда на выверты отвлекаться. Экзамены, потом практика. Выпустила из виду. А Регина с катушек слетела.
Пока школу заканчивала, в деревне тренировалась. Только родители молчали. Ой, как же они Региночку обидят? Она же младшенькая. А той со временем на всех наплевать стало. Борзела день ото дня. Модные причёски, макияж, бельё нижнее – одни лямочки. Юбки, стыд. И заметила я это уже в городе, когда она ко мне в колледж поступила. Вижу и глазам своим не верю. Эта малолетняя стерва как-то нарочито мужиков провоцирует. Я ей при случае говорю. А она хохочет. Потом выдала: «Ты вот назад в свою деревню попрёшься. И там работать будешь, утешать этих всех уродов бездарных. А я так не хочу. Хочу, чтобы жизнь удалась». Я спрашиваю: «Как ты хочешь, чтобы жизнь удалась?» А она в ответ: «Вот подцеплю папика побогаче, и тогда ты увидишь, как у людей жизнь складывается благополучно. И никаких тебе там работ, забот, зарплаты. Пока ты нищенские копейки считаешь, я буду просто жить. Умей управлять страстями. От красивой женщины мужики сначала теряют голову, потом деньги»…
Я колледж закончила, приехала домой, в амбулаторию нашу устроилась. Маме тихонько рассказала, что Регинка у нас по мужикам шастает. Мама обиделась. Говорит, я напраслину на сестру возвожу. Отцу рассказала. У того ко мне тоже какая-то неприязнь появилась.
Раньше мы все хорошо жили, а тут за столом вечером соберёмся и все молчим. Регина домой на каникулы приехала. Расфуфыренная. А маме и папе кажется – красавица. Совсем городская. Мама утром ватрушки печет, Регину спрашивает, как она в городе учится? Все ли успевает? Думает ли возвращаться назад? А та соловьём поет. Всё-то у неё хорошо. В колледже одни пятёрки. Ещё не окончила учёбы, а уже пригласили работать в престижную клинику. В деревню она не вернётся, потому что есть все условия за два-три года купить большую квартиру в новом микрорайоне. Мама от таких росказней цветет. И говорит Регине, что вот, мол, я сказала, что у её ягодки ненаглядной нездоровый интерес к мужикам. Регина всё в шутку обратила. Смеялась, говорила: «Это сестрёнка мне завидует. Ей теперь ещё когда хороший жених в деревне подвернётся?»
А за Региной хирург ухаживает. У хирурга большие перспективы. Если он свою научную разработку подтвердит, то его пригласят работать в Москву. Только он без Регины себя не мыслит. Короче, я – завистница. А Регина – ангел небесный. После этого ни с родителями я нормально общаться не могла, ни с сестрой. Мама только и твердила, что я неблагодарная и хочу сестрёнку свою унизить и обставить.
Регину из колледжа за полгода до госэкзаменов отчислили. Она домой не вернулась. Устроилась в кардиоцентре полы мыть. Но дома продолжала петь, что работает в престижной клинике.
Я тогда ушла от родителей. Оставила сестру в покое. Мы с Русланом поженились. Он очень скоро задумал свой бизнес. Я ему помогать стала. Все у нас на лад пошло. И мы семью мою родную почти не трогали. Приезжали с Русланом в гости только на большие праздники. Однажды мама у Руслана спросила о деньгах. Муж не отказал. Дал пятьсот тысяч.
Отец написал на тетрадном листе обещание, если не получится отдать долг, то мы после кончины родителей можем распорядиться их домом.
Я в другой раз спрашивала маму, зачем она столько денег попросила? Мама ответила, что Регина и Эдуард покупают большую квартиру. Чтобы не платить процентов по кредитам, попросили недостающую сумму. Регинка, мол, раскаялась, что с тобой поссорилась, но вот такая уж она особенная. Подумала, что я ей денег не дам, а маме всё равно не откажу.
Руслан у меня был очень тактичный человек. Не спрашивал о долге. Только иногда со мной обмолвится, что не помешали бы в обороте денежки. Но горе пришло раньше, чем возвращение долгов. Папа заболел и скончался скоропостижно. Мама пожила в доме полгода и вдруг переехала к своей одинокой родственнице в Этимганово. И тут случилось так, что бизнес у Руслана покачнулся. Мы вложились кредитом в одно, как нам казалось, прибыльное дело – начали делать в кредит ремонты квартир и офисов. Кто-то подсказал Руслану, что надо поохотиться за контрактами и работать с государством, всегда гарантированный расчёт. Как уж там рассчитывал Руслан, но на одном контракте его очень сильно подставили. Если бы это был частный заказ, как-то разрулили бы. Но связались с государством. Прокуроры и полицейские шутить не стали.
Мы решили, что воспользуемся папиным домом. Какое-никакое благословение у нас было. Отец в полном уме и добром здравии на тетрадном листочке написал как бы завещание. Только опоздали. Дом Регина продала. Мама разрешила. Я к маме. А та только руками развела – у Региночки неприятности. Я к Регине. Она ко мне вышла, сказала, что денег у неё нет. Во второй раз, когда я приехала потребовать хотя бы половину, она написала заявление в полицию. Я же потом оправдывалась, что приезжала к сестре за деньгами, которые та через родителей у меня забрала. Короче, свара с криками, упрёками, ненавистью.
Докатилось это до мамы. Так мы родную мать своими разборками в могилу свели. До сих пор, как об этом подумаю, места себе не нахожу. Что наделала? Только тогда мне деньги нужны были. К кому из знакомых и друзей я только не ходила. Пока у Руслана всё путём шло, к нам приезжали, гостеприимство наше хвалили, шашлыки ели. А как попали мы в переплёт: у одного дела, у другого – кризис, третий нездоров. И денег никто не даёт.
Это полбеды. Самое интересное меня впереди ожидало. Празднуем Новый год. Нешироко, но все же. Только часы полночь пробили, звонок в дверь. Дети обрадовались – Дед Мороз пришёл. Да ошиблись. Мы все в прихожей остолбенели.
На пороге Регина и с чемоданом.
«Пусти, любимый, самую сладкую женщину переночевать, потому что ей жить негде!» – заявляет Регина. А сама очень в большом хмелю.
Я думаю: «Вот дура!» – а у самой Регинкины слова в мозгу так занозой и застряли. С чего это вдруг сладкая женщина? Но не выгнала родственницу, до весны приютила. Зря. На первое мая Руслан мне говорит: « Квартиру, машину, деньги на счёте, сколько от продажи бизнеса останется после всей канители – все забирай. Твоё. А мы с Региной в нашем доме жить будем». Вот тут меня как обухом по голове. Какой такой наш дом?
Оказывается, Русланчик решил сжульничать. А я билась как рыба об лёд за его грехи. Он дом строил новый в райцентре в газовом посёлке. На контракте проворовался. Мне ничего не сказал, убивался. Пить начинал, стреляться хотел. Я его гладила, лелеяла, жалела. Себе жилы рвала. На весь стыд наплевала, ходила денег клянчила, чтобы его, суку, в тюрягу не посадили. А он мне – подарок.
Что это за родня у меня такая? Нет, думаю, не выйдет меня в этот раз облапошить. «Черта с два я тебе развод дам», – говорю Руслану.
А он в ответ: «Не давай. Только жить я все равно с Региной буду». – «Почему?» – «Потому что она у меня была первая. И душа моя к ней всё время была привязана».
И некому мне в такой ситуации помочь. Законов много понаписано, а вот такого, чтобы мужика назад в семью вернуть – нет такого закона. Я и так, я и сяк. А он – ни в какую. Встретила его раз, вижу, глаза у него снова загорелись. Летает. Все невзгоды по боку. Ради этой стервы старается. Мне бы тогда отступиться. А я спрашиваю себя: «Как быть?»
Посоветовали добрые люди в Рощино съездить. Мол, там женщина хорошая живёт, так она поможет. Поехала. Та баба с меня всего пять тысяч взяла, фотку Русланову ниткой шерстяной перепутала и говорит: «Жди! Я ему все пути запутала. Только к тебе дорогу оставила». Я жду. Вот ума нисколечко нет. Самой бы подумать, да кто за пять тысяч из такой беды вызволит? Пара месяцев прошла, он не то что домой вернуться, он в мою сторону и не смотрит. Пересечёмся где, как будто никогда друг друга не знали. Я в хворь пошла. Фурункулы появились, веко дёргаться стало. Чуть что, у меня кашель. Руки трясутся, спать не могу, есть не могу. Всё болит. Не иначе, как рак. Пришла на ФАП. А там баба Саня. Ей лет сто, не меньше. Она и говорит: «Это ты, голубка, не от простуды изводишься. Не к фельдшеру тебе надо, а к бабке. В Кунашак поезжай!» И адрес мне дала.
Я противилась, противилась, но чувствую, не перенесть мне такой обиды – поехала. Нашла старушку. Поговорили мы с ней.
Она мне и говорит, словом уже отворота не сделать, надо обряд прямо на Регинку в тот момент, когда у неё с моим мужем самая любовь будет. Для этого надо выждать так, чтобы на закатную луну всё в полночь случилось, пока петух к заутренней не прокричал. И лучше бы всего кровью черной кошки их ложе окропить, но чтобы кошка убежала и стала раны зализывать. Я все записала. Назад ехала, думала, как же сотворить этакое, чтобы на луну, да в постели?
А потом думаю, будет лето, как окна растворят, так я на них в полночь дохлую или какую калечную кошку и кину.
Сколько я ждала, как я всё это время страдала – не рассказать. Только уличила момент. Не знаю, какие силы, но прямо мне их в руки тепленьких дали. Подкралась я под окно их спальни в недостроенном доме. Милуются. Полоснула черную кошку бритвой и в окно на них кинула. Думала, я Регинку убила. Как она визжала – вся округа слышала. И захудела потом. Руслан запил. Дело у него посыпалось. Он зимой, считай через год после приезда Регинкиного, домой вернулся. И как сыч.
Мне потом одна знакомая сказала, что с Регинкой ужасные вещи творятся. Лоно усохло. Не может больше моя сестра мужиков привораживать. Другие говорят, онко у неё.
Но я к ней ни ногой. Не могу простить всего, чем Регина меня одарила. И она, знаешь, тоже весточки не подаёт. Поняла, наверное.
И с Русланом беда. Он когда вернулся, я уж к нему и так ластилась, и этак. И всем сладким кормила, и на курорт возила, и машину новую, хорошую, дорогую ему купила. А он ляжет вечером на кровать, отвернётся к стене, и таким холодом от него веет, будто я не с родным мужем в постель легла, а положили меня рядом с мертвецом. Нет, правда, ночью его рукой коснусь, а он холодный. Сколько раз так с испугу вскакивала. Зажгу свет, закидаюсь. Он зашевелится.
Вроде живой, а всё равно – мертвый. Сначала пил. Потом стал нюхать. И в таком состоянии собирается себя совсем искалечить и повеситься. Последний раз на меня руку поднял. Пришлось врачей вызывать. Вот уж пятый месяц в специализированном живет. Меня увидит, улыбается, как дурачок. Ему уже легче стало. А я всё думаю, думаю, думаю….