Кому ходить за благодатью

Основано на реальных событиях, имена изменены, любое совпадение случайно.

Толька Чумаков в подсобке по необходимости плотничал.

Работал резво, в охотку. Закончив сколачивать очередной поддон, закурил и прикинул, сколько денежек сегодня получит от Валерия Сергеевича. И даже немного смутился, когда Валерий сам заглянул к Толяну. Чумаков посторонился, давая начальнику полюбоваться на работу и ждал похвалы, но Валерий заглянул в ведро с гвоздями и недовольно сказал:

– Минус пятьдесят процентов.

– Почему? – удивился Толян.

– Вот поэтому ты и горбатишься на других, – усмехнулся Валерий Сергеевич. – Кто новыми гвоздями поддоны сколачивает? Их на стройке половину переломают.

– Так быстрее.

– Накладнее, олух.

Хозяин производства остался недоволен.

Валерий Сергеевич бизнесменом был от Бога. Каждый вложенный рублик у него оборачивался прибылью. И неважно, какой была эта прибыль, главное, была. Валера не считал это изворотливостью, а всегда говорил о точном расчёте и хорошем менеджменте. Что греха таить, иногда под соточку хорошего коньяка любил Валерий Сергеевич наставлять своего друга и партнёра по бизнесу Колю Зайцева, барахтавшегося в своём деле, как худой рыбак в весенней полынье.

С сухостью ментора, тоном, не терпящим возражений, всегда стоя к Коле в пол-оборота, Валерий Сергеевич замечал:

– Плохая у тебя маркетинговая стратегия! Плохая! А маркетинг, мой дорогой друг, в этом деле вещь необходимая. И, кстати, что ты с Пашкой Вихоревым нянчишься? Гони его в шею.

– Мы учились вместе. Выгоню, пропадёт.

– Ну… Ты же не благотворительная организация.

Николай иногда ловил себя на мысли, что он не всегда понимает Валерия. Но успокаивал себя: что поделаешь, вот такой человек. Тольку Чумакова, Герку Лебедева он может зарплаты лишить процентов на тридцать, но никогда не остаётся в стороне от больших общественных дел.  О Валерии Сергеевиче газета уже не раз писала, как о постоянном меценате культурных районных мероприятий. У местной церкви Валера главный меценат. Не жалеет денег, не считает рубли.

Коле даже стыдно иногда за себя бывало, потому что он-то как раз рубли считал. Возникали и в нем порывы, но прикинув расходы и прибыли, он эти порывы смирял. Конечно, в стороне от общественных дел ему не давали оставаться, но Зайцев в этих акциях всегда участвовал по мелочи, так, что на страницы газет или в репортажи местного телевидения даже в общие списки не попадал. Однажды, принеся в школу на новогодние праздники кулёк с конфетами, Зайцев почувствовал некую неловкость от слов директрисы, конечно, сказанных без задней мысли:

– Карамельки! Ну, мы их в мешок Деду Морозу положим! Спасибо и на этом! – сказала директор школы, заглянув в пакет.

Зайцеву стало неловко, и он постарался побыстрее убраться из школы. На выходе столкнулся с грузчиками Валериной фирмы, бодро вносящих в школу коробки со сладкими подарками. Ехал в свою конторку и вяло сам перед собой оправдывался: «Что могу. Дарёному коню»…

В тот день успокоить совесть помог случай. К Николаю в конторку пришёл Пашка Вихорев.

– Коль, знаешь, я бы никогда.  – Пашка топтался у стола, оставляя серые мокрые следы от таявшего на кирзачах снега. – Но Кирка у меня чего-то захворала. А я тут, сам знаешь… Выпиши мне в счёт января… Хотя бы тысячи три. Я девчонке мандарины куплю. И Настю порадую. Она там бусы видела. Синенькие такие. Я у продавщицы спрашивал. Полторы штуки, говорит. А я не забуду. После Нового года, клянусь, в рот не возьму. Пока не отработаю.   

После новогодних праздников Пашка на работу не вышел. И Валерий не преминул заметить Коле в очередной раз, что партнёр по синдикату из-за своей беспринципности и бесхребетности может подвести предприятие. Распустил рабочих, могут на работу не выйти, потом схалтурят, потом, вообще, заказ завалят. И снова Николаю было стыдно.

 Пашки не было ещё несколько дней. В Николае вызрела решимость выгнать прогульщика. Он приказал ликвидировать Пашкино место и больше Вихорева на территорию фабрики не пускать.

К мелким заботам добавились неурядицы в синдикате.

Валерий Сергеевич позвонил Коле третьего января и без лишних эмоций объяснил:

– Николай, заказчик берет только часть твоей фурнитуры. Больше половины товара просит оснастить заводскими комплектующими. Думаю, тебе пока стоит остановить производство в наших общих интересах, чтобы избежать пересортицы. Отправь своих на каникулы.

Зайцев вспылил.  Рабочих он отправит, но продукция уже готова, деньги и материалы истрачены, а возмещения не будет. Но Валерий Сергеевич был непоколебим. В конце концов интересы маленького синдиката заставляли Николая пойти на уступки. Несколько дней партнёры не встречались и даже не звонили друг другу.

Валерий Сергеевич позвонил накануне 19 января.

– Давай забудем наши разногласия. Приглашаю тебя в Боярскую станицу на омовение.

– Я баню не люблю, – выпалил Николай.

– А я тебя не в баню зову. В иордань зову. Грехи смыть. Приезжай, испытай благодать.

С вечера в воздухе запорхала снежная изморозь. Вызвездило. Краюха луны в чистом небе блистала отлитым золотом.  Валерий Сергеевич сумрачно глянул на сверкавшие алмазами звезды и спустился в ледяную купель. Неистово перекрестившись, он три раза ушёл с головой под воду. В это время незнакомый Николаю Валерин приятель три раза пыхнул блицем дорогого фотоаппарата.

Потом, сидя за столом и накладывая на тонкий ломтик батона лоснящиеся куски сёмги, качал головой и выговаривал Николаю:

– Зря ты так. Зря. Очищает. Выходишь, и чувствуешь, переродилось в тебе все. Благодать! А ты, Николай, мутный какой-то, как басурман. С верой ко всему надо. А по- другому нельзя. Вот у тебя по-другому, и ни вяжется ни черта…

Зайцеву почему-то было неприятно смотреть, как Валерий Сергеевич смачно облизывает толстые пальцы, в которых только что в рот выскользнул кусок балыка. Но разъехались все под утро.

Потом на предприятии случились ещё какие-то неурядицы. И верхом всему стало появление Пашки Вихорева. Он нахрапом и с ругательствами пролез в контору. Бывший одноклассник за какие-то три недели нового года похудел, поседел, на посеревшем лице горели ввалившиеся беспомощные глаза.

– А чо не пускают-то? С лесу пали?

– Допился? – спросил Николай.

Пашка не ответил. Мотнул головой.

– Коля! Беда у меня! Родню объехал, да без толку. А в больнице говорят, чем быстрее, тем лучше. Только денег у нас ни у кого нет. Там и по квоте можно. Мы с Настей ходили, только квота на следующий год. А врач говорит, до следующего года не дотянем.

Теперь непонимание пришло к Николаю.

– Ты толком можешь сказать?

– Сказали, надо миллион. А где я его возьму? Башкой бы подумали – лимон, как с куста! – Пашка замолчал.

Николай молчал тоже. Потом постепенно все выяснил и попросил телефон клиники. Пашка только рукой махнул. Вечером Николай был у Насти. На каком-то клочке бумаги у Насты был записан номер. Она подала его Николаю, а сама достала из шкафчика неполную бутылку портвейна и отхлебнула из горлышка.

– И не смотри, и не осуждай, – ответила она на молчаливый упрёк Николая, – Вам-то хрена? Денег не меряно, подохнуть не дадут. Да ладно бы я там, или Пашка. Да черт с ним. А Кирка… Она-то чем виновата?

В медицинском центре Николаю объяснили, что за операцию денег не требуют, а вот послеоперационная реабилитация может обойтись в пределах миллиона рублей. Как выяснили сотрудники социальной опеки, в данной семье за ребёнком в постоперационный период должного ухода обеспечено не будет. Собеседник советовал обратиться в благотворительные фонды или к благотворителям. По его мнению, сумма для нынешних дней была пустяковой.  

Николай вечером приехал к Валерию Сергеевичу.

Тот внимательно выслушал Зайцева. Походил по комнате, заложив руки за спину.

– Попросит, скажем, губернатор.  Я без проблем. А так… Да пропьют. На семьдесят процентов уверен, что тебя этот Паша, зная со школы как облупленного, разводит.

– Я звонил…

– Ну… Там развести не могут? Ещё как! Давай, так договоримся. Попросят люди официальные, телевидение пригласят, газетчиков напрягут. Поедем к твоему Пашку, увезём его в клинику и там, как положено. А так, дай, потом не докажешь… Что скажешь? По рукам?

Николай кивнул. Ушёл, так и не протянув руки Валерию Сергеевичу, на что бизнесмен, сидя у камина в ушастых тапочках, картавя заметил:

– А вы, товаищ Зайцев, всё-таки босяк и зас'анец.

В конторку к Зайцеву пришло несколько мужиков с соседней фабрики. Привёл их Толька Чумаков.

– Где тут у вас банка для Пашки? Мы с мужиками прикинули. По пятихатке даём.

В трёхлитровой банке под жестяной крышкой топорщились сотни и двухсотки, показывали фиолетовый бок пятисотенные купюры, одиноко торчал зелёный уголок. За ради Христа насобирали около трёх десятков тысяч.

Вечером к Валерию Сергеевичу снова приехал Николай. Попал немного не вовремя. У Валерия Сергеевича были гости. Грузные, сытые, серьёзные мужчины сидели вокруг стола, пили водку и смачно ели пельмени. Валерий Сергеевич с большим раздражением оторвался от трапезы и прошёл вместе с Николаем в кабинет.

– Валера, а мне миллион ты одолжить можешь?

– Нет, – односложно ответил Валерий.

 Зайцев положил перед бывшим партнёром пакет документов.

– Валерий Сергеевич, я готов продать вам своё предприятие. Будете единоличным хозяином. Цеха рядом, территорию объедините. Я хочу десять миллионов.

Валерий Сергеевич с интересом смотрел на партнёра, и глаза его наполнялись весёлым блеском.

– К губеру не пошёл? Гордыня обуяла… Восемь. Прямо сейчас получишь.

Николай кивнул и первым расписался на всех договорах и купчих. Валерий Сергеевич вернулся через десять минут и выложил из кейса шестнадцать розовых пачек, перевитых банковскими ленточками.

Через полгода Кира Вихорева поправилась и снова стала весёлой, озорной школьницей. Пашка бросил пить, перевёз семью в другой посёлок, где Николай Зайцев открыл небольшое предприятие по обработке древесины. У Пашки оказались золотые руки, которыми он творит настоящие чудеса.

Летом Павел и Николай ездили на Вологодчину, теперь в свободное время режут деревянные украшения для возрождающейся деревенской церковки.  Обычно сидят за разными столами в полном молчании, дело делают.  Но во второй половине дня возвращаются из школы Пашкины дети.  Они стараются помогать взрослым. С их приходом мастерская наполняется шумом, вознёй, радостью жизни и чарующей благодатью, приходящей к мужикам просто так.