Запутанная история, продолжение. Пока никто не копается в нашей жизни, она остаётся незаметной и прозаичной. Но стоит пошевелить несколько рубашек в шкафу, призраки прошлого оживают и не дают спать по ночам.
В гостях у Сары
Сара Соломоновна оказалась безупречно красивой пожилой женщиной. Она посмотрела на меня пронзительными черными глазами и проницательно заметила:
– Это Яша еврей. У него мама еврейка. А я гречанка. Мой папа грек Соломон Василиадис. Все Нефедовские по маме. Они, даже оказавшись в гробу, не могут успокоиться. Я, молодой человек, полагала, что вы из какой-нибудь газеты. Сейчас модно вспоминать недавнее прошлое и восхищаться мошенниками. А вы из органов. Удивительно! Неужели за Яшей обнаружился ещё грех? Яков был замечательный профессионал в советское время. Уважаемый человек. Умел зарабатывать. Всё в пределах правил. Но стоило ему жениться… Началось его падение.
Вам не интересно, как из стеснительного юноши, красневшего при крепком слове какого-нибудь пьяного пролетария, родился прожжённый аферист? Вы уникум. Но я-то знаю, что во всём виновата безрассудная любовь. Если вы ещё не женаты, молодой человек, никогда не поддавайтесь чувствам. Друг моего отца, живший ещё в эпоху эллинов, говорил, что жена – это не игрушка, не увеселение и не икона, поэтому её нужно выбирать не душой, а разумом. Как лошадь.
Не знаю ли я, мог или не мог Яша влюбиться в Энгельгард? Следователя! Двадцать лет назад. Даже чуть больше. Нет! В Маргариту Энгельгард Яша влюбиться не мог. Он тогда думал совершенно о другом. Его очень занимал вопрос, как выпутаться из истории с обвинением в незаконном присвоении нескольких десятков миллиардов государственных рублей. Яшин мозг в это время работал, следовательно, затуманивать его романтическими бреднями он не мог. И Маргарита Сергеевна к Яше тоже особых чувств не питала. Я её помню. Очень хорошо помню.
Я достал фотографию. Сара Соломоновна встала со стула и пошла к буфету. На секунду мне показалось, что эта дама сейчас из ящичка извлечёт лорнет, откинет душку и медленно поднесёт к глазам, чтобы рассмотреть фотографию. Она достала очки.
– Да! Это Маргарита Энгельгард. Фотография сделана, полагаю, чуть ранее, чем мы познакомились с ней, когда ей вздумалось вызвать меня на очную ставку с Яшей. В первые двадцать минут я подумала, что попала в руки жестокой и бескомпромиссной Фемиды. Работает магнитофон, вопрос следует за вопросом. И ответить уклончиво на короткие и конкретные вопрошания не получается. Яша пытается пожимать плечами, дескать, не могу понять, о чём речь. Но она требует ответов: «Да», «Нет», «Не знаю».
Сейчас я думаю, что тогда я рассказала ей всё, о чём знала. И тут на втором часу работы следователь со стажем делает непростительную ошибку. Она выходит из комнаты. Я могу понять, следователь – тоже человек. Только за дверью стоит вертухай. Но в допросную не входит. И Яша мне передаёт записку для Лёвы Рацибуржинского.
– Вы так просто об этом говорите?
– А чего мне бояться? Лева в Азии. Устроился, говорят, кум королю. Но сука ещё та. Была бы я еврейкой, он бы заплатил за своё спокойствие сполна. Так вот: Лёва в Азии, Яша и Маргарита на небесах. Спросить за дела минувших дней не с кого.
– Вы считаете Льва Рацибуржинского в чём-то виновным?
– Нет! Просто он клоп. Сосал Яшу, пока у того кровь была, а когда Яша воспротивился, Лёва хотел его убить.
– Яша воспротивился какой-то афере Льва Рацибуржинского?
– Нет, что вы. Аферы – это главное развлечение Яши. Аферистов он уважал, ценил, любил, боготворил. И на этой почве с Лёвой у них был величайший тандем. Они были умными, изворотливыми, удачливыми, расчётливыми, успешными аферистами. В этой сфере, как раз, всё было в ажуре.
Яша не мог терпеть подлостей по отношению к женщинам. Баб этот еврейский Дон Жуан любил столь же страстно и открыто, как аферы. Он покорял, уходил, но никогда не обижал женщин. Его жена была знакома с тремя десятками женщин, числившихся Яшиными подругами. Ни одна даже вздохом не намекнула, что спала с этим ширмачом, ни пальцем не повела, чтобы устроить ему неприятности. А вот Лёва. Лёва кого-то очень сильно обидел. Это была не разорванная интрижка, или оставленная в кабаке любовница ради любовницы в ресторане. Это было что-то страшное. Яша был у меня. Он был в ярости. Он громогласно спрашивал своего еврейского бога, что для Лёвки будет больнее: окорнать ему поц или лишить денег?
–И?
–Вы хотите знать, к какому выводу пришёл Яша? Я не знаю. Он разговаривал не со мной. Но констатировать для протокола могу следующее. Яков Нефедовский был в ярости от поступка, совершённого его подельником Львом Рацибуржинским. Я вам помогла, молодой человек?
Сара Соломоновна склонила голову на бок и улыбнулась. Неуловимая нотка греческого шарма оставалась в этой женщине и сейчас.
– По паспорту вы Потапова?
–Да. У меня был… Он и сейчас, кажется, есть… Замечательный муж. Милый и очень добрый человек, наделённый даром жить в других мирах, но ни здесь и не сейчас. Мы развелись с ним через несколько дней после нашей свадьбы. Почему это произошло, я вам не скажу. Я оставила его. А вот Яша дружил с Николаем всю свою жизнь. Дружил так, что ни в какую дурную проделку этого человека не втянул. Для доброго, жестоко пьющего, но очень талантливого художника Николая Потапова Яша был Богом. Он кормил Николая, когда у того случался стресс, лечил его, спасал и гордился теми картинами, какие покупал у Коли за большие деньги. Надеялся, что когда-нибудь создаст музей русского художника Николая Потапова. Семья разбазарила всё. Приходили какие-то люди, давали недорого. И она всё продала. Зиновий и слова не сказал. Совершенно не похож на отца. Совершенно.
– А Николай Потапов где жил?
– В деревне.
В деревне
Я ехал в деревню с надеждой, что здесь, в нескольких десятках километров от растущего мегаполиса откроется мне какая-то особая тайна, связанная с временами середины прошлого века. Какая ещё патриархальность живёт в наших отдалённых деревнях, и через тридцать лет нового развития, не признавших коварства современной цивилизации.
Мой автомобиль, оснащённый специальным устройством реакции на препятствия, самостоятельно сбросил скорость, когда я свернул с автобана на просёлочную дорогу, плохо прочищенную сельским дорожником. Минут через двадцать я добрался до первых домов, около которых и встретил приветливых женщин, внимательно разглядывающих иностранную машину и нового человека. Эта странная особенность до сих пор жива в наших сельских жителях. Вместо того, чтобы сразу показать незнакомцу дорогу, они поинтересовались, почему, вдруг, житель их деревни так заинтересовал такого гражданина, как я? Пришлось доставать корочки. Но и удостоверение не рассеяло подозрительности.
– Колька наш, вроде, тихой, чтобы за ним с самого главного управления ездили. К нему и участковый-то не ходит, – выразила сомнение одна из женщин.
Тогда пришлось рассказать о художественном даре Николая.
– О, этого добра у него навалом. Говорим ему, делом бы занялся. Львов, там, гипсовых ваял или вазы для богатеев, а он, как маленький, картинки красками рисует. Правда, хорошо рисует. Но кого? Бабок да дедов. Как будто у нас девок нет. Уж скольки раз говорили, договорись с какой. Чтобы кровь с молоком. Раздень да нарисуй. За такой портрет, может какой бизнесмен хороших денег даст. А он в ответ деда Коротьева рисует. Тьфу! Шибко баско! Коротьев на портрете, как живой.
– Отчего же он деда рисует?
– О тоски. Дед-то наш, ещё та гулёна. А Колька давно бобыльствует. Как верижник. Баба его одна давно, лет с двадцать назад, соблазнила, а потом убилась на той стороне. У нас деревня-то на две стороны. Баба была – страсть. Одной стороной – царевна-Лебедь, а другой стороной, как смерть. У внука в компьютере такие бегают. Вылезут из могилы, и бегают. Вот, она точь в точь. Потом Колька пил, потом, оклемался. Только баб с тех пор не рисует. Да и тебя не возьмётся. Он, таких как ты, дорогих, тоже исчадьем считает.
– А жена у него была?
– Так говорят, же соблазнила на день, и ухайдакалась.
– Раньше?
– Про раньше не знаем. Его к нам ещё в советское время подкинули. Кое-как его на житьё устроили к Шуре-нюхалке. А как та померла, так он жить стал. Шура на него нахвалиться не могла. Добрый, славный, доверчивый, но чудной. С приветом, то есть, малость. Его привез кто-то на этюды, а потом бросил тут. Он лето-то с мужиками пировал, а зимой куды податься? Так тут и зажил. Было время, хорошо жил. Мы в колхозе плохо, а он хорошо. Денег пачками. Тогда все мужики с ним дружили. И он, дурак, с ними спускал денежки. Не прибили его из-за денег в те годы потому, что он сам давал. Кто попросит – пожалуйста. А потом голодует, пока Шурка не сжалится. Она пенсию хорошую получала, орденоноска. Но шибко его старше была. А так бы, поди, снюхались бы? Так и жили. Хороший человек-то. Добрый.
– Почему решили, что некрасивая женщина его соблазнила?
– Сам он трезвонил, что женится. В магазин прибегал. К нему как заезживал один такой дядька, так денег у Коли бывало много. Вот, не сообразить, как дядьку того звали. Ну, в шляпе всегда ходил, такой! Иван! Нет, какой Иван, он крючконосый был, что твой попугай. Скорее, Моисей! Он у Шишковых барана купил и нас всех потом вином угощал. Ну? Яша! Ты помнишь, Шишок орал: «Не тезке, не продал бы!»
– Шишка слушать. Он же пьянее вина был.
– Всё равно. Да ты сам у Коли спросишь. Езжай сейчас прямо и потом к карьеру повороти. Там видно будет. Домов не будет, а дорога вниз, к реке пойдёт. Там, на гору выедешь, так по прямой, до третьего закоулка. Третий закоулок проедешь, на следующем налево поверни. Такой старенький домик будет с разрисованными воротами, вот тут Коля и живет. Водки только ему не покупай, он сейчас не пьёт. С ребятишками в школе рисование учит. Золотой человек.
Продолжение следует
Загрузка ...
