Детективу и ОМВД удаётся распутать клубок человеческих взаимоотношений, начало которым лежит в далёком прошлом. Кто же на самом деле пенсионерка Тягина, пропавшая из собственной квартиры с двадцатью пятью тысячами рублей, украденных из сумки местного почтальона?
Окончание
Сгоревшее сердце
Комлев мне был не рад. Будучи когда-то сыщиком, он понимал, что мне удалось отыскать все поросшие быльём тропинки той давней истории. Скажу сразу, каждую фразу мне приходилось вытаскивать из бывшего милицейского полковника клещами. И брать правду только после того, когда представленным фактам ему было нечего противопоставить.
Да, я работал по этому делу. Нет, главным не был. Мне казалось, что перед нами мошенники средней руки. Энгельгард многого не объясняла, ставила задачу и требовала её решения. Мою группу в середине следствия переориентировали. Мы стали копать под одного из погибших авторитетов. Там всё прямо шло в руки. Я был молод, мне нравился сыск. Я потирал руки и думал об очередной звёздочке. Каковы были мои амбиция, когда генерал снял со следствия Маргариту? Я знал, что пойдёт движение.
Но Энгельгард, как будто об этом не жалела. Её последними словами в тот рабочий день была просьба не трогать Рацибуржинского. Она так и сказала: «Прибереги его для меня!» Что это значило? Не догадываетесь? Она была связана с Львом Рацибуржинским. Интимные отношения, вымогательство в особо крупных размерах.
Но я об этом узнал потом, когда дядя Яша приехал ко мне и попросил не делать резких движений и уволиться из органов. Дядя Яша был очень душевный бандит: «Мы не дадим умереть твоей семье с голоду и пристроим в хорошее место!» Так я стал охранять того, кого должен был посадить лет на двадцать.
Генерал отстранил Энгельгард, но Рацибуржинского оставил в разработке. Через месяц или чуть больше на пороге своей квартиры Маргариту облили кислотой. Она успела отвернуть лицо и прикрыться рукой – это спасло одну половину лица. Вторая была изуродована навсегда. Установить исполнителя, а главное, воссоздать способ, как высококонцентрированную азотную кислоту принесли в подъезд, в чём хранили и как без химзащиты смогли воспользоваться, не пострадав, мы не смогли.
Уже в больнице, когда я рьяно пытался выспросить у Маргариты, как выглядел покушавшийся, она сказала мне, что это дело рук Льва Рацибуржинского. Он должен был выплатить Маргарите более ста тысяч евро, если он и его подельник Яков Нефедовский не пострадают. Она обещала, но данного обещания не выполнила, хотя от требований ста тысяч не отказалась.
Выезд оперативников и задержание Рацибуржинского ничего не дали. Он удивился требованию подтвердить акт вымогательства, а его адвокат за два часа доказал, что уважаемый бизнесмен был за триста километров от города, когда какой-то подонок совершил покушение на Маргариту Энгельгард.
Поздним вечером при выходе из управления мне предложили сесть в притормозившую у тротуара машину. Нефедовский мне не угрожал, не сулил расправы, очень интеллигентно просил не трогать Лёву, а все усилия в розыске направить указанному ранее Маргаритой Энгельгард пути.
Я не согласился. Стал брать с собой оружие. Потом доложил, что в мой адрес и адрес моей семьи могут последовать угрозы, сопряжённые с действием. Но от Яши угроз не было. И действий не было. Или они были, но были настолько искусны, что я воспринимал это как неудачи. Рабочих неприятностей было достаточно. Генерал в кабинете орал и брызгал слюной, не стесняясь в выражениях. И вот когда Яша сказал, что мне придётся дорабатывать век в капитанах и вечном унижении, я понял, это всё неспроста. Так хотелось взять Нефедовского на понт. Но он дружески похлопал меня по плечу и только улыбнулся. Улыбка палача, не желающего для жертвы простой и скорой смерти. Очень жуткая улыбка. Он сказал, что предложение уволиться всё ещё в силе. Если у меня есть амбиции, то о достойном чине он тоже позаботится. Через неделю я нашёл документы, указывающие на причастной одной из фирм к переправке Афганских наркотиков на миллионы долларов. Добил дело и получил майора. Через три недели при задержании вооружённого преступника меня ранили, за что вручили медаль и внеочередное звание. За два месяца я из капитана вырос до подполковника.
Тогда ко мне в новый кабинет пришла страшная, как смерть, Энгельгард. Её просьба меня очень сильно удивила, а потом напугала. Она просила вообще исчезнуть куда-нибудь, иначе она откроет карты.
По состоянию здоровья я вышел в отставку и тут же нашёл для себя высокооплачиваемую работу в банке «Возрождение».
– Вы Маргариту Сергеевну узнали сразу, как только она появилась в учреждении?
– Нет. Растрёпанная, косноязычная старуха, с закутанным наполовину лицом и глазом, затянутым бельмом, не интересовала меня. Её проверяли рядовые сотрудники. Она теоретически не могла угрожать безопасности банка никак. Мыла подсобки и все туалеты. Ни в оперзале, ни в информцентре, ни в других помещениях она не бывала. Камеры наблюдения её не видели.
– А фотография на столе шефа?
– Случайный сбой.
– А ночное проникновение?
– Совершенно иное. Там над техникой здорово потрудились. Сотрудники охраны видели идущую живую картинку, но передаваемую на наши мониторы не с камер, а с видеоплейера. Меня удивило другое – как они могли почти законно, просто разослав платёжные запросы, получить деньги? Фактически, банк разорялся в течение нескольких дней, когда его клиенты… Якобы клиенты, стали активно выводить капиталы. Только тогда я взялся за проверку. И нашёл. Отпечаток пальца Якова Нефедовского остался на стакане, принесённом в офис. Его специально оставили на видном месте. Но никто из служащих до начала проверки и внимания не обратил. Всё нещадно затоптали. И только это был знак. Тот знак, который я должен был узнать и прекратить рыть рогом землю. Просто Нефедовский и Рацибуржинский разошлись. Один жулик нагрел другого. Хотелось помочь Льву.
Но вспыхнувший на стоянке перед офисом мой автомобиль охладил порыв. В голове выстроилась вся цепочка, пришло осознание, что мной манипулировали. Я пешка в чужой игре.
Сердце моё сгорело от животного страха. Я уволился. Вернее, при докладе о невозможности найти следы наших обидчиков, Лев Романович меня вышиб без выходного пособия.
Возвращение Маргариты
Граждане, прилетевшие рейсом из Азии, прошли таможню. Они нестройной вереницей прошагали мимо группы сыщиков, ожидавших прилёта Маргариты Сергеевны Тягиной. На руках у молодых парней был фоторобот, составленный по воспоминаниям очевидцев и подретушированный нашим физиономистом с учётом старения. Страшной старухи среди пассажиров не было. Но в какой-то миг что-то меня тревожило, как будто я совсем невнимательно смотрел остросюжетный фильм и пропустил очень важный и малозаметный момент, ставший поворотной точкой. Дав отбой группе, я медленно шёл по залу. Женщина с очень знакомым лицом. Она бросила в мою сторону вызывающий взгляд и прошла мимо. Теперь я почти бежал по залам аэропорта.
Пройдя мимо витрин «Мир камня», я повернул в «Гренки паб». За столиком в кафе сидела невысокая женщина и явно кого-то ждала. Меня? Или мне показалось? Нет! Не показалось. Мимо меня прошла и остановилась у столика Раиса Летягина. Что могло её привести на встречу с дамой средних лет, прилетевшей компанией «Тхэй Эрвэйс» из Пхукета в Екатернбург. У ног незнакомки стоял небольшой чемодан, оклеенный стикерами. Женщина улыбнулась Летягиной, приложила палец к губам и через стол пододвинула небольшую коробку. Роза Сергеевна взяла подарок, воровато оглянулась, кивнула головой и пошла прочь из кафе.
Женщина продолжала сидеть. Я купил две чашки кофе, потому что у меня уже не было сомнений – ждали именно меня.
– Здравствуйте, Маргарита Сергеевна, – сказал я, ставя чашки с кофе на столик, – Разрешите?
Она изумлённо вскинула брови и пристально посмотрела на меня.
– Вы ошиблись!
– Я не ошибся. Я не до конца просчитал ходы. Оперативники ждали старую Маргариту Тягину. Но вы, проходя мимо, сами выдали себя, – соврал я, давая понять, что узнал её сразу. – Вы очень пристально посмотрели на меня, бросая тем самым вызов. Это был блеф! Вы просто наслаждались обманом. Но отдаю вам должное – вы очень проницательны.
– Скорее наблюдательна. Трое молодых атлетически сложенных мужчин стоят у выхода. Значит, кого-то ждут, встречают. Но встречающие незнакомцев обычно держат таблички. Теперь это и России популярно. Но эти заглядывают в раскрытую ладонь и потом оглядываются на более солидного человека, заложившего руки за спину. У этого человека не прилетели ни друзья, ни родственники, он не встречает иностранцев, но с его реакцией сверяются другие. Я работала в сыске. Как вам моё лицо?
– Если бы я не видел фотографии в забытом всеми деле, вы остались бы неузнанной. Вы очень похожи на Элизабет Тейлор. Замечательно выглядите. И, не зная всей вашей истории, трудно заподозрить страшные раны на вашем лице. Клянусь вам, Маргарита Сергеевна, вы потрясающи.
– Да?! А вот один мой старый знакомый, вынырнув передо мной из ласковой и теплой волны, решил, что за ним пришла смерть. И умер. Прямо в море. Тайцы потом три дня искали.
– Рацибуржинский умер?
– Вы замечательный сыщик. Арестуете?
– Нет. Улик недостаточно. Но…
– Выпроводите из страны? Так я не уеду. Я хочу дожить век здесь. Дожить жизнь в огромном промышленном городе, где по утрам пахнет металлической окалиной, где под окном гремят трамваи, а за стеной ругается пьяный сосед отборной площадной бранью. Я хочу упокоиться на своей земле и быть прахом рядом с моей дочерью, с моими родителями. Не разрешите?
–Финал истории расскажете?
Она широко улыбнулась.
– Перехвалила немного. Не огорчайтесь. Свою работу вы выполнили на пять с плюсом. Просто о финале этой истории все подробности знали я и Яша. Но Яша умер. Левка не виноват. Он не хотел смерти Нефедовского. Хотел выведать, почему тот выпотрошил его банк, но убить – нет. Яков Нефедовский был не по зубам ни одному авторитету в том городе. Он был игрок, не впадавший ни в панику, ни в азарт. Таких на свете раз, два и обчёлся. Таких можно переиграть, но только шулерским способом. А жуликов он видел за версту.
– Вы проиграли Нефедовскому?
– Нет, – она закрыла глаза и отрицательно покачала головой, – Я проиграла сама себе.
Она посмотрела на меня и, увидев в моих глазах немой вопрос, предложила:
– Давайте уж гульнём, как положено. Что тут могут предложить? Мясо, коньяк, кофе, десерт. Только боже упаси всяких креветок, кальмаров и другой дряни. Я хочу нормального уральского мяса, изжаренного на сковороде.
Через двадцать минут мы держали в руках по бокалу с коньяком и внимательно смотрели друг на друга.
Любовь и месть.
Я любила Левку. С первого взгляда и до последней минуты. И продолжаю жить с этой любовью точно так же, как уже много лет живу с испепеляющей ненавистью к этому человеку.
За Энгельгарда и Свету первый раз я простила его. Помните фильм, «Москва слезам не верит»? Героиня или я, но слова и чувства одни и те же: сначала я его ненавидела, потом хотела, чтобы он узнал о моих успехах, а потом снова бросилась в омут, хотя знала – это трясина. И я могу в ней в два счета погибнуть. Не буду лгать вам, я сказала, что у него есть дочь, и она нуждается в лечении. Он ответил капиталом, но с одним условием. Капиталом он мог распорядиться только будучи на свободе и рядом с Яковом Нефедовский. Обещал, что жить я буду в Германии бесплатно. Когда всё закончится, мы перевернём страницу нашего черновика, исписанную глупостями и каракулями.
Вам трудно представить, какие страсти бушевали в моей душе. Как профессионал, я была безупречна. Нефедовский это понимал. Но он был строг в игре, следил за каждым нюансом и однажды раскрыл мою симпатию к Рацибуржинскому. Я не заметила этого. Но на следующий день Яков попросился на допрос. И вывалил на Лёвку кучу дерьма. Получалось, что теперь именно Рацибуржинский становился организатором хорошо спланированного и отлично проведённого финансового мошенничества. Яков называл фирмы, а потом счета в банке «Возрождение», потом цепочку фирм-однодневок, по которым расплывались полученные деньги из «Возрождения».
В этом случае, как любящая женщина, я была обречена. Как мать, я тоже терпела фиаско. Никто денег на возможный курс лечения в Германии мне не давал. А Лёва обещал. После долгих мучений мать и женщина победили во мне служительницу Фемиды.
Кто же мог знать, что в нашу партию войдёт моя двоюродная сестра, выросшая вместе со мной под одной крышей. Сейчас я простила Веру и хочу думать, что она тогда просто хотела уберечь меня. Многое не зная, желала мне добра. Поэтому рассказала о моей связи с Рацибуржинским.
Меня отстранили.
Потом неизвестный плеснул мне в лицо кислотой. Света стремительно угасала, но боролась. И мне пришлось бороться. Я отдала родную дочь в один из первых хосписов, а сама… Сама решила отомстить Лёвке. Переиграть его, если хотите. Веру просто стала шантажировать тем, что на её совести жизнь Светки и моё уродство. Та сдалась. Она помогала мне делать документы. Не фальшивые, а почти настоящие. Так я стала Потаповой, перед этим погибнув на берегу реки. Потом Летягиной, потом Тягиной. Уродливой старой дурой, готовой подтирать дерьмо за успешными и богатыми служителями банка «Возрождения». Комлев, наверное, догадывался. Мы работали с ним вместе, но не проявлял настырности при проверке моих данных, когда Лёва переволновался из-за появления призрака.
Нефедовского я нашла немного позже и предложила ему сделку. Он не хотел признавать, что из меня уродину сделал Лёвка. Но сдался под фактами. Готов был набить товарищу морду. Но я предложила ему дискету с материалами о нём. Сделка простая. Нефедовский достаёт мне все капиталы Рацибуржинского, я передаю Нефедовскому то, что у меня есть. У Якова были люди, кто мог помочь в осуществлении этого плана. И я шла ва-банк. У Яши были другие люди, для которых ничего не стоило сделать из меня Анну Каренину.
Раису мы использовали втёмную. Она, конечно, ничего не знала. Тогда меня благополучно списывали со счетов.
В день отъезда по паспорту госпожи Рацибуржинской и доверенностью на проведение сделок с недвижимостью, я заложила Лёвин дом и ночью вылетала в Сочи. Из Сочи ехала в Абхазию. Абхазы переправляли меня через границу. Через Батум я попала в Тбилиси и вылетела в Пхукет. Там сразу же вложила более семидесяти тысяч долларов в одно национальное предприятие. Обеспечила себе статус и письмом попросила Летягиных переправить ко мне Свету.
Но дочь не дожила до этого светлого часа. Её хоронила бабушка со стороны Александра. С хорошей суммой денег в Азии я какое-то время жила отрешённо и беззаботно. Немногочисленные русские, рискнувшие стать владельцами недвижимости в этом Азиатском регионе, с грустью спрашивали: «Откуда у меня такая возможность жить привилегированно там, где европейцам жить трудно?» Мне всегда слышалось: «Откуда у тебя деньги, Маргарита?»
Денег было много. Две трети Левиного банка и приличный залог за дом. Спросите, что же я рванула так далеко, а не отправила Свету в Германию? Из России я этого делать опасалась. Не рассчитывала, что Лёвка не побежит в контору? А контора к этому времени набрала силу. Вы же помните двухтысячный?
Потом я тщательно следила за всеми новостями.
На берегу моря в моей благоустроенной лачуге были все средства связи, и великое изобретение человечества – интернет – позволяло мне быть в курсе событий на далёкой родине.
Лёва не загнулся. Лёва выжил, а, выжив, сбежал на тот же самый берег, что и я. Наши владения были в нескольких милях друг от друга. Он жил там десять лет. Девять из них я мучилась. Мучилась вопросом, как предстать перед этим мужчиной, чтобы он смог понять: жизненную партию в преферанс он проиграл. И нашла способ. Пластический хирург мне вернул лицо. То самое лицо с фотографии.
Поверьте, мой друг, это страшное зрелище. Лицо двадцатилетней девушки, натянутое на голову семидесятилетней старухи. Как бы я не боролась с возрастом, он всё равно даёт о себе знать. Его можно скрыть под одеждами, но нельзя подправить на теле. Думы о мести давно прошли. Теперь я хотела сыграть с Львом Романовичем дурацкую шутку. И я поехала к нему. Забрела на территорию пляжа. И когда он, молодящийся и бодрящийся пожилой мужик с замашками бонвивана, вошёл в лазурное море, я вошла за ним. И вынырнула чуть раньше, чем он. Он не ошалел. Он сначала замер, потом коснулся моего лица. И я ощерилась на него голливудской улыбкой, блеснув ровным рядом фарфоровых зубов. Потом выдернула из воды руку, к сожалению, не сохранившуюся так же хорошо, как моё лицо, и протянула её к его ставшим крючковатым, носу.
– Кто ты? – выдохнул он.
– Маргарита! – просипела я.
И Лёва ушёл ко дну. У него случился разрыв аневризмы головного мозга.
Через девять дней я подвела черту под той своей жизнью.
– Осуждаете? – спросила она.
Маргарита Сергеевна улыбнулась очень грустно, но кончики оголившихся зубов алчно сверкнули в свете внезапно вспыхнувшего над стойкой бара вечернего освещения.
Загрузка ...
