Сто раз приступала к записям воспоминаний о маме, и каждый раз звучало в голове:
«А на сердце опять
горячо-горячо,
И опять, и опять
без ответа…
А с берёзы листочек упал
на плечо.
Он, как я, оторвался
от ветки…»
Эту песню я пела ей уже больной и беспомощной, но до конца гордой и стойкой.
Попытка сто первая.
Моя мама Любовь Максимовна Котельникова. Многим в Сосновском районе известна она как секретарь райкома, председатель райисполкома. Уже была о ней нынче статья Тамары Евстигнеевой. Спасибо, люди помнят о ее заслугах. Но исправлю маленькую неточность: мама не мечтала стать зоотехником. Она хотела стать врачом. Но в Свердловский мединститут документы не приняли. Хотя аттестат был с пятерками, но с пометкой «дочь врага народа» (семья кулака Петелина Максима Васильевича была сослана в Тавдинские болота Свердловской области).
Агент по набору в Курганский институт сельского хозяйства пригласил отличницу, и уже в Кургане она получила профессию зоотехника. На последнем курсе мама вышла замуж за однокурсника, крепкого, надежного парня Павла Котельникова, с которым и была распределена в Челябинскую область.
Все знают Любовь Максимовну как принципиального, грамотного специалиста и руководителя. Ближайший круг – как любящего, остроумного, талантливого человека. Такой знаю ее я.
До приезда в Долгодеревенское наша семья жила в Челябинске. И вот однажды я, 14-летняя девчонка, слышу разговор мамы с папой: «Я ведь коммунистка, не могу отказаться. Будем вместе с Полей работать (П. Н. Федякова, институтская подруга). Я – главный зоотехник учхоза, Полина ученый зоотехник – сколько можно сделать».
И из центра города мы переехали в деревню Долгую. Сейчас я бы не поняла, наверное. Город, спокойная работа в институте, возможности и перспективы у детей… Но тогда комсомолка Таня гордилась своей мамой, инициатором ярких институтских праздников, членом редакции газеты «Шкворень», членом клуба Советско-Германской дружбы, изучающей на курсах немецкий язык, театралкой, не пропускающей гастрольных спектаклей с Гурченко, Ульяновым (стояли за билетами сутки напролет). А прогулки с ней, хоть и редкие, с задушевными разговорами… Моя музыкальная школа, большой хор Дворца пионеров… И вот от этого мы всей семьей уехали в деревню.
И маму я просто не видела больше: она ушла в работу. А дома разговоры про какие-то новации, доильные установки «ёлочка», «карусель»…
…Ночной телефонный звонок и шепот мамы: «Рожает корова Волга! Как там Клавочка Соколова одна?!» – и она вызывает водителя Мишу Ельцова, готового примчаться по первому зову Любови Максимовны. И едет в ГПЗ «Россия» в два часа ночи. Она в те дни уже не зоотехник учхоза – а председатель райисполкома.
…Таня студентка. Приезжаю домой на выходные. Из комнаты смех и голоса. На диване сидят, поджав ноги, мама и Таисия Федоровна Максимова. Мама представляет:
– Самая лучшая доярка учхоза! Работает – не угнаться, а с трибуны выступать не может, дрожит вся. Вот готовим выступление на пленум.
Подготовка шла явно весело, а мне было велено картошечки сварить.
Картошка была основным нашим блюдом. А беляши и пироги мама пекла только по выходным, которых у нее было не много. Но в эти редкие выходные работа дома кипела. Однажды на копке картошки внучка сказала, устав гнаться за бабушкой:
– Прямо как на войне.
На что мама ей ответила:
– Ты не знаешь, слава Богу, как было на войне. Твоя прабабушка днем работала на ферме, а по ночам собирала колоски но обочинам поля, чтобы прокормить нас, четверых детей. Пока дед Максим раненый лежал в госпитале… А картошка – наша кормилица, вон какой урожай нынче!
И запела на все поле:
– Ах, ты милая картошка-тошка-тошка, пионеров идеал-ал-ал!
И мы подхватили:
– Тот не знает наслажденья-денья-денья, кто картошки не едал…
А на следующее утро дома пахло пирогами. Когда мама успела, ночью?
Пироги на столе, а мама уже на работе. С мамой всегда было интересно вместе что-то делать, и приятно было делать для нее. Даже уборку в доме. Как уж мы, девчонки восьми и четырех лет, прибирались?! Но мама каждый раз громко восхищалась и букетом на столе (с газона), и блестящим подоконником… И мы старались изо всех сил. А когда я подросла, шепнула мне после похвалы, указав на пыль в углах: «жених будет кривой». После этого, конечно, углы блестели.
Она была не просто юмористка, она умела удивлять. Идем по Челябинску. Стоит нищий. Мама подала денежку. Подходит еще один – еще подала. Прохожий предостерегает: все равно пропьют. Мама в ответ с улыбкой: «Выпьет, может, полегчает». Дядька онемел и долго смотрел нам вслед – ненормальная.
Да. Необыкновенная. Недаром ей часто облисполком поручал устраивать приемы знаменитостей: Людмилы Зыкиной, Армена Джигарханяна… При ней Челябинский театр драмы заключил договор с Сосновским районом о сотрудничестве.
А как она умела дружить. Задушевная подружка Поля (Полина Никифоровна Федякова). День пройдет, мама звонит: «Ты куда это запропала? Беги на политинформацию, щи готовы». И тетя Поля тут же со своим знаменитым сметанником. Смех, слезы, песни… А началась дружба с института – и на всю жизнь. Однажды, когда мама работала директором ОПХ «Садовое», и они с тетей Полей объезжали поля, я увязалась с ними прокатиться на лошадке. И чуть не умерла от страха, когда они погнали за воришкой с мешком на спине. Они, конечно, его догнали и заставили вернуть украденное (овес). А потом смеялись над его перепуганной физиономией. Но не наказали. А мне было строго-настрого велено – об этом никому!
Тетя Поля была с мамой до последнего ее часа, за что мы с сестрой Надей ей благодарны.
Самоотверженность, альтруизм – это про маму. В Долгодеревенскую школу прислали путевку в «Артек». На нее претендовали две отличницы, в их числе моя сестра Надя. Но мама еще до обсуждения на педсовете отказалась от путевки дочери, объяснив это тем, что другую девочку воспитывает одна мама. А нас в каникулы папа повез по родственникам: Москва, Ярославль, Смоленск – вот это был «Артек» для Нади, да и мне повезло. Так и повелось. К Любови Максимовне можно было всегда прийти за помощью и за поддержкой, особенно тем, кто в этом нуждался.
Только один раз я стала свидетелем ее бессилия. Жестокие девяностые. Районное собрание работников бюджетной сферы. Врачам, учителям задерживали зарплату, если удастся, платили «бартером». В зале висело напряжение. Я слышала реплики «сейчас мы покажем этому районному руководству» и т.п. Заместитель председателя исполкома В.А. Лабзин предлагал себя докладчиком. Хотел прикрыть Любовь Максимовну. Но она, безусловно, вышла на трибуну сама и приняла удар. В зале буря. Больше полутора часов шел нелегкий разговор с людьми.
Не доработав до пенсии два года, мама ушла. Кто с таких постов уходит по собственному желанию?!
Но мама не хотела мириться с возрастом, с болезнями, которые грозно наступали. Вышла на пенсию, завела корову. «Вот я такая деятельная, сильная», – доказывала она себе.
За десять лет до конца бунтарка помирилась с Богом. Пришло терпение и смирение.
Вскоре она тяжело заболела. Я к этому времени уже жила в Екатеринбурге. Для меня она оставалась лучшим другом, собеседником. Мне была важна ее оценка моих театральных работ. Мы вместе просматривали видеозаписи спектаклей (у меня был детский театр). Никогда не стоял передо мной вопрос «делать жизнь с кого?». Я всегда училась у мамы.
Жаль, на коленях она успела подержать только одного правнука из четырех…
Провожали ее и начальники, и доярки, и учителя, и рабочие. Помню слова Татьяны Васильевны Чекутовой, учителя Долгодеревенской школы:
– Я детей учила и воспитывала, Любовь Максимовна – взрослых. Это намного труднее: не класс, целый район. Воспитывала своим примером стойкости, доброты, оптимизма.
Разлилась над могилой ее людская любовь и нежность, ведь она, Любовь Максимовна Котельникова, любила людей, любила Сосновский район, любила Родину.
P.S. «Пощебетай мне, Таня, о том, как сейчас живут, или спой, что сейчас поют?». И я пела особенно задушевно, зная, что не встанет моя мама. А она поднялась и взлетела. И теперь смотрит с небес, и я пою, пою всю мою жизнь. Мои песни – мои дети и внуки. И они тоже поют, как ты любила, Мама.
Дочь Татьяна Котельникова-Седошенко
г. Екатеринбург
фото из семейного архива