Во второе воскресенье июля в былые годы праздновали день рыбака. Это был день не только тех, кто выловом рыбы занимается профессионально, но всех без исключения людей, кому знакомо это сладостное чувство ожидания первой утренней поклёвки, подрагивание поплавков, утренние туманы и байки у костра о самой лучшей рыбалке в жизни.
Искушение
Летнее солнце клонится к горизонту. Мужики со шлангами и лейками бродят по участкам, перебрасываясь через заборы и плетни короткими фразами о жаре и о помидорах, которые то ли вырастут, то ли все равно покупать придется.
По проулку вдоль череды заборов из сетки-рабицы, припадая на одну ногу, весело трусит дед Володя. За спиной у него большой белый мешок, а в руках собранное удилище. Дед спешит в деревенскую лавочку.
Мужики с завистью взглядами провожают старого рыболова. Везет же человеку! Отмотал уже половину девятого десятка, а выглядит молодцом.
Не пропускает ни вечерней, ни утренней зорек, любит пригубить стаканчик вина, побалагурить, да и в работе еще крепок. За летний день столько работы на огороде своем переделал, еще и на вечернюю рыбалку сбегал. Хотя, что на этой рыбалке делать? Как строй меняться начал, на озерке появились какие-то арендаторы, выстроили рыболовный стан, путевки продавали, а потом перепрофилировались. Но рыба в озерке повывелась, клевать на удочки перестала. Дед этот так, ради отдыха, да по старой привычке на берег бегает. Посидит, подремлет над поплавками и домой.
Дед Володя проходит по проулку быстро, ни останавливаясь и ни с кем разговоров не заводя. Торопится. Мужикам, разморенным жарой тоже лень с дедом лясы точить. Только Витька Голиков, кладет лейки в закут, скидывает сапоги и в комнатных тапках семенит за дедом. В деревне это называется – пегая пегую через гору видит. Что-то подсказывает Витьке, что дед недавно перебрал, и теперь у него нутро от жары и похмелья горит, как адская топка на третьем мартене. А раз так, то и Витьке от щедрот перепадет. Голиков осторожно заглядывает в распахнутую дверь лавки.
Дед Володя расплылся в заискивающей улыбке перед молодой продавщицей.
– Дарьюшка, как думашь, сколь рублей будет за килограмм, если рыба свежая?
– Смотря какая.
– Да какая. Наша, конечно.
– Рублей сто, сто пятьдесят.
– Ага. Разреши, мы взвесим?
Даша откладывает книгу в сторону, встает к весам и, приняв из рук деда мешок, кладет на весы.
– Мешок откинем, девять кило ровно.
Витька уже стоит на пороге и внимательно наблюдает, как Даша передает мешок деду, а тот опускает руку в горловину и, ухватив за жабры, вытягивает из мешка бронзовую тушу сазана.
– Дашенька, доченька, не оставь без помощи ради Христа. Возьми рыбки для домашних, а мне рублев на двести пивка дай.
– Дед, ты откуда? – не переводя дыхания, спрашивает Витька Голиков.
– Откуда? С озерка. Весь припас там оставил. Думаю, полечиться надо. А то…
– А то, что?
– Что? Что? Душа дрожит…. И тут еще эта холера… Руку-то как дернет. Я ей говорю, чо ты мне руки дергаешь? Вся работа на мне… Не-е-ет! Как дала со всего маха…. Со всех суставов все вышибло…. Болит… Дашенька, не думай…. Бери рыбку, вкусная, свежая. А я пивка в холоднике возьму? Вона какая… О-ой-ё-о! Как дерганула, вот всю руку от плеча до ладони до сих пор ломит. Угощайся, Витя!
Дед и Голиков выпивают по стакану пива прямо за прилавком.
– Дай Бог, Дашенька, тебе здоровья. Моя приковыляет, ты ей ничего не говори. Ну ее…. Вчера я с устатку выпил. Она, прям, взбеленилась. Как дернет. Ой-ё. А тебе спасибо…. Побегу…. Это! Если чо, ты потом скажи, что меня у Сорокина видала. Дашенька, я еще соску из холодника возьму. А рыбка вся твоя. Сама сказала, по сто. А я еще только соску, и в расчете…
Дед прихватывает ледяную соску пива, сует ее в освободившийся мешок, забирает удочку и прощается с Витькой.
Голиков, чешет макушку, что-то прикидывает, роется в карманах брюк, наскребает мелочи и вываливает на прилавок:
– Дарья, давай-ка мне булку белого. Того, что ноздреватый и этого… Ванили пакетик.
Получив товар, Витька стремглав семенить домой. Забирается в чулан и высвобождает из завалов два удилища, изрядно покрывшихся слоем пыли. Отыскав в огороде старое ведро, Голиков проулком, оглядываясь по сторонам, бежит к берегу озерка.
Два соседа, Василий и Алексей, беседовавшие у забора о превратностях нынешней политической ситуации, обращают внимание на Голикова, пытающегося украдкой проскочить к водоёму. Лет пять человек в руки удочки не брал, а тут вдруг…. Да еще и крадучись.
– Витька, ты что, погоду решил испортить?
– Да ну вас, – отмахивается тот.
– Лех, я до лавки схожу. Я видел, Витька в лавку поперся, а оттуда как напонуженный.
Василий возвращается из лавки почти бегом.
– На озерке рыба пошла. На девять кило. Вот такой сазанище. Кукурузы надо.
Через двадцать минут Алексей и Василий в полной рыбацкой экипировке спешат на озерко.
Сергей Чернецкий, ехавший в это время на велосипеде за комбикормом для кроликов и остановившийся поздороваться с Лехой, решает, что кролы до завтра не умрут и без комбикорма.
Через час все перспективные места на берегу озерка заняты страждущими поймать крупную рыбу. На воде неподвижно томятся пробковые, пластиковые, перьевые поплавки с ядовито-желтыми, красными, ярко-зелеными антеннами, насторожились колокольчики, натянуты и мелко подрагивают от прикосновений стрекоз лески донных снастей.
Незнакомый мужик расставил и закрепил на берегу приспособления с роликами и катает по ним жерди диковинных удилищ.
Камалов рассыпал с помощью ракеты ведро подкормки в тридцати метрах от берега, у небольшого подводного взгорка, на котором в безветрие дремлет пучок камыша. Уселся в рыболовное кресло и прислушивается, не запищит ли электрический зуммер, возвещающий о поклёвке.
Комары рады обилию вдруг прибывшего на берег корма. Их тучки и облачка с веселым писком висят над каждым из сосредоточенных рыбаков.
Десятки глаз устремлены на водную гладь. Головы одновременно поворачиваются на внезапный всплеск выпрыгнувшей из воды рыбы, и по берегу прокатывается волна сдержанных оценок, потянет или нет такой карп на девять кило.
Вечереет. Клева нет. Комары зудят веселее, становятся напористее и прожорливей. В опускающихся сумерках рыба начинает играть чаще. Всплески слышны с разных сторон. Из кустов слышится сдержанное: «Иди сюда, мелочь пузатая!» Глаза пристальнее всматриваются в неподвижные снасти. Тишина настороженнее и острее. Напряжение еще больше. Нетерпеливые уже извелись, ерзают и с остервенением отмахиваются от комаров и мошки.
На берегу появляется дед Володя в изрядном подпитии и без удочки. Он присаживается на свое место и начинает собирать оставленные манатки. К нему, сгорая от любопытства, подходит Василий.
– Ты это… Витька говорит, рыбачил сегодня?
– Рыбачил. Каждый день, как на работу…
– Приманку-то, как обычно?
– Не-е. На хлеб уже неделю не берет. Манку. Манку надо. Распарить, а потом на сковороду и жарить. Как блин, с двух сторон. Чуть остынет, сразу мять с панировочными сухарями. Манку надо…Или жеванку. На вот, – дед достает из кармана кусок черного черствого жмыха, – Нажуй и мякиш нарезного батона.
– А в хлеб? – с надеждой спрашивает Василий.
– Не, не берет. Как жарко сделалось, так не берет, – стараясь не мямлить, говорит дед Володя, – Сначала холодно было, не брал. Ну, понятно, холодно. Потом нерест был. Опять не брал. И вот жарко. Вода, смотри. Кипяток. Не, пока брать не будет. До дождей…
Василий недоуменно смотрит на деда Володю.
– Так ты сегодня сазана Дашке отдал.
– Отдал! – кивает дед. – Рылов Витька ехал и заехал.
– Витька?
– Ну. Витька в рыбхозе работает. Вез сазанов. Меня увидал, подъехал. А я маюсь…. Спросил у него сотенку на пиво. А у него нету. Нет, у него есть, но не такие, чтобы дать. Он и говорит: «Ты, – говорит, – деда, сазана продай». И дал мне сазана. Свежего. На девять кило.
– А тут? – не совсем веря деду, уточняет Василий.
– Тут, вот, – и дед достает из воды садок, в котором по сетчатому дну скачут пара ротанов с палец величиной, – Тут, вот. Да-а! – протягивает дед, – Печально. И пиво уже кончилось….
Загрузка ...
