Ярость – не лучший помощник в бою: житель Сосновского района об Афгане

– Я попал в Афган после танковой учебки в городе Теджент Туркестанского военного округа, – рассказывает житель поселка Солнечного Рамиль Рахматуллин. – В армию призвался в октябре 1981 года из Красноярска. Попал в учебную часть, где обучали управляться с танком Т-62. Нас всему учили, но главная специальность – наводчик орудия. Через два месяца сказали, что желающие попадут в Афганистан. Естественно, я вызвался. Одна из причин – у меня в Кабуле погиб друг, который призывался раньше меня. Хотели оставить в учебке – я ни в какую. Весной в звании младшего сержанта отправили в Афган.

– Танками я с детства грезил – насмотрелся художественного фильма «Четыре танкиста и собака». Летние каникулы моего школьного детства каждый год сопровождались показом польского телесериала о легендарном экипаже танка с бортовым номером 102 по кличке «RUDY» («Рыжий»), – вспоминает Рамиль. – Когда начинался фильм «Три поляка, грузин и собака», так его называли в народе, пустело всё – улицы, магазины, дворы. Кино взахлеб смотрели все от мала до велика. Когда мне в учебке попался танк с номером 102 – счастью не было предела. Стоя на башне, в шлеме, на танке, еду и песню пою из фильма!

– Можно несколько слов о себе?

– Родился в Башкирии в деревне. Воспитывался в большой мусульманской семье, у меня было четыре старших брата и сестра. Отец Мингалей Хисамович участник Великой Отечественной войны, мама домохозяйка. После окончания школы поступил в профессиональное училище и окончил его с дипломом электромонтера. Пытался поступить в Уфимское художественное училище, не прошел по конкурсу. Поехал на комсомольскую стройку в Красноярский край (там брат жил) на строительство Саяно-Шушенской ГЭС. Осенью в октябре 1981 года призвался в армию из Красноярска.

– Мечта сбылась – служили на танке?

– Не получилось, судьба распорядилась иначе. У меня в военном билете была запись «художник» (во время учебы в школе окончил художественную школу). «Покупатели» зацепились (покупатели – это представители воинских частей куда идет набор военнослужащих). Я говорю – я танкист, они – у нас и танки есть, так что давай не ерепенься. Пацаны, друзья по учебке – да ладно ты, Рома, соглашайся. Так я попал в 5-ю гвардейскую мотострелковую дивизию в роту охраны штаба дивизии, где прослужил чуть больше года, пока не попал в медсанбат.

– Как это произошло?

– Так быстро все произошло. Когда утром колонной приехали в Герат, стали в боевом расположении, помню, откинуло на борт машины. Все что-то забегали, потом лежал на носилках, вызывали вертушку, но не было, отвезли на «таблетке» (так называли санитарный транспортер) в Гератский полк, нашли БТР. Очнулся в медсанбате уже в Шинданде. А спросить не у кого. Когда после медсанбата вернулся в часть, пришел новый командир роты, наш взвод расформировали. Многим нашим ребятам, и мне в том числе, новый командир роты отправил документы на медаль «За боевые заслуги». Никому так и не вручили, наверное, бумажки в суматохе потерялись. Меня отправили в артиллерийский полк в огневой взвод гаубиц. Навыки танкиста пригодились – и заряжающим был, и наводчиком. Затем радистом и пулеметчиком на станковом крупнокалиберном пулемете ДШК. Из этого подразделения и демобилизовался, на танке так и не повоевал. Но ребят с учебки на танках встречал в Герате на боевой операции, радости было много.

В медсанбате, когда зажила рана, приезжал какой-то генерал с комиссией. Ты, – говорит, – откуда?

– С Южного Урала.

– Молодцы ребята, крепкие! Раны заживают, без гноения? (Если загноение – отправляют в Союз, а так не хотелось. Если поедешь, потом обратно вряд ли попадешь).  

И даже в медсанбате обстрел был. Повезло. Я ходить уже мог, иду ночью по территории и такая интуиция – стоп! Смотрю – чалма мелькнула. Я тут же разворачиваюсь и обратно. Обстрел. Тревога. Бой начался. В медсанбате выключили свет. Сестрички бегут, визжат, от выстрелов ветки сосен падают. Все раненые. Ребята, что делать, чем будем биться, оружия-то нет? Но все обошлось, разведбат приехал, отбил нападение.

Были и веселые моменты. Чем лежа на койках заниматься? Вспоминали гражданку, мечтали, чем займемся после дембеля. Анекдоты травили – а мне смеяться нельзя (больно от напряжения). Я не могу – кулак показываю. Все – тихо-тихо, а сам слушаю.

– Как складывались взаимоотношения со старослужащими?

– В учебке было всякое, но ведь как себя покажешь. В Афгане, когда прибыли в часть, нас, молодых, не обижали, и я, когда стал постарше, тоже никого. Молодым наоборот помогали, ведь потом спиной к спине с оружием в руках.  

– Когда впервые попали в боевую обстановку, как оно, страшно было?

– Первый раз не страшно, пока ничего не понимаешь. Ехали на бензовозе с перевала в Хаки-Сафед. Дорога под горку, на машине тормозов нет – перебило тормозной шланг. За рулем старослужащий, ему домой скоро. Кричит – дембель в опасности! Начал тормозить о камни. Водитель опытный, смог остановиться, уперевшись в валун. Вся колонна проехала, никого нет. Что вокруг – кто его знает, хорошо, если никого. Рядом, метрах в тридцати, точно такой же «Урал», только подбитый и обгоревший. А этот все орет – дембель в опасности. Нас потеряли, рации нет, надо что-то делать. Время тянулось долго. Слышим гул. Быстро автоматы в руки и под машину. Смотрим, замполит на БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина) – что случилось? Полоснули пулеметом по сторонам, побежали к подбитому «Уралу», нашли нужные детали, поставили на нашу машину, сели, завели, начали догонять колонну. В одном месте пришлось ехать по минному полю, на большой скорости, чтобы если вдруг подорвется – можно было проскочить, это я потом уже понял. А я что – пацан, ветерок в лицо. Выехали, не подорвались. А всего не расскажешь.

– У вас большой военный опыт, в бою чего больше – мужества, страха, ярости?

– Страх должен быть, он помогает мобилизоваться, включается инстинкт самосохранения, голова сразу начинает соображать, и ты спокойно выполняешь то, чему учили, к чему готовили. Чувства ярости у меня не было, это не лучший помощник, я всегда спокойный был, хладнокровный.

– Есть случай, что запомнился на всю жизнь?

– От слова Кандагар до сих пор холодная дрожь по телу идет.

– Чему вас научил Афганистан?

– «За речкой» я научился выживать в любых экстремальных условиях. Могу долго обходиться без воды и еды.

– Ваше сегодняшнее отношение к тому времени?

– Думаю, что не зря все это было. Я мирный человек, любая война – плохо, мы рождены для созидания. Но если бы у меня был выбор, я бы прошел этот путь еще раз! Плохо, что сегодня в Афгане американские базы. Нас учили, что Афганистан – это наши южные границы, и если мы не будем там находиться, то там будут войска США. Выходит, наши замполиты были правы.

– Моджахеды воевали хорошо?

– Некоторые пишут – с крестьянами воевали. Неправда, они были очень хорошо подготовлены и вооружены. Америка их хорошо спонсировала, новое вооружение испытывала через них. Нас в учебке, наверное, так не учили, как этих «крестьян» в Пакистане.

– Как относитесь к фильмам о той войне, к тому, что пишут, соответствует ли тому, что было на самом деле?

– И фильмы смотрел, и книги читал. Вроде, истории реальные, трагедии подлинные, но что-то не так. И постановка, и музыка для зрителей, которые не воевали, много эмоций, мне это не нравится. А так есть хорошие фильмы, смотрю иногда. Некоторые мои товарищи вообще такое не смотрят – не так все было, говорят. Фильмы режиссеры ставят, а как можно правдиво рассказать о войне, если ты сам на ней не был.

– Когда вернулись домой после войны, влились в гражданскую жизнь?

– Тяжело было, как будто вернулись в другой мир. Мои родители и не знали, что я там был, не писал. Настолько интуиция начала работать, что чувствовал, какой-то процесс идет в стране. Развала, что ли? Привыкал. Влюбился, женился, адаптировался, даже в санаторий ездил. А потом все, как и чувствовал – развалилось. В поисках истины – правда же где-то должна быть, уверовал, что есть Бог. Отец-то верующий был, а я тогда атеист. Он мне, еще до армии, написал на арабском языке молитву. А я думал, не буду на это надеяться, будь что будет, сжег этот листочек, когда попал туда. Сейчас думаю, не надо было.

– Как сложилась ваша дальнейшая жизнь?

– В 1993 году на отлично окончил Московский заочный Народный Университет искусств по специальности художник-график. В Сосновский район переехал из Челябинска лет 20 назад. В 2001 году прошел курсы по основам графического дизайна на компьютере, курсы дизайна интерьера, мебели и наружной рекламы. Личная жизнь не сложилась – два брака распались. В чем-то и из-за Афгана, наверное, кому понравится муж, который все Афган вспоминает, потом на много лет вычеркнул как-то это. Но все равно не забыть.

Вся работа связана с профессией художника. Реставрировал памятники, писал картины, работал в рекламных компаниях, реставрировал старые фотографии. Мои художественные работы есть в частных коллекциях в США, Канаде, Китае. Сейчас с работой напряг, картины, на которые раньше был большой спрос, сейчас никому не нужны. Рисую для себя, для меня это отдых. Как медитация – думаешь постоянно, размышляешь. Все хочу написать афганские силуэты, красивые горы, но кому надо это сейчас. Так все в голове держу.