Трактористов деревни Шигаево в первую военную зиму не призывали. Только летом сорок второго дошла до них очередь. Много наших солдат полегло – нужно пополнение. В окрестные колхозы пришел приказ: всем мобилизованным быть в Есаульской МТС.
Генерал
– Не ездите меня провожать, – сказал Василий Александрович Бердюгин жене Маше. – Долгие проводы – лишние слезы. И как потом с Есаулки домой доберетесь?..
Но жена и дочки поехали. Две старшие девочки смотрели во все глаза и навсегда запомнили этот день. У ворот МТС собрались колхозники. Прошел митинг. Трактора выруливали на длинную улицу один за другим, образуя колонну. «Пешие» трактористы держались рядом. Гремел репродуктор. Маша горько плакала, обнимая мужа, а Василий Александрович поднял на руки младшую, Валентинку.
Колонна готова была двинуться, когда со стороны Долгой показалась легковушка. «Генерал, генерал!», – заговорили в толпе. Двое военных построили и сверили пополнение, а немолодой генерал пошел вдоль колонны. И вдруг он с гневом вытянул из-за руля незнакомого тракториста: почему пьяный?! Хмуро оглядел замерших новобранцев и указал на Василия. Солдат Бердюгин молча занял место и выпрямился на сиденье, глядя прямо перед собой. Дочери заулыбались и несмело замахали папке руками. Они задирали головы, глядя на отца снизу вверх, а солнце слепило им в глаза.
Фото
В тот день в Долгой работали фотографы и шла бойкая торговля швейными машинками. Знакомые женщины почему-то называли приезжих англичанами. Мария Ильинична усадила свой девичий табор на фоне какого-то одеяла, чтобы сделать фото для Василия. Пусть не забывает: вот Нина, вот Лида, вот Аня, а на коленках у мамы Валентинка. Фотографии получились на редкость четкие. (После войны домашний снимок ребятишки затрепали, но мать унесла фотографу переснять.)
Дочери верили, что папка получил их фото. Но этого могло не быть. Осенью сорок второго пополнение направляли или под Сталинград или в поредевшие полки тех фронтов, которые пытались выбить из–под Ленинграда и Волхова хорошо укрепленные части фашистов. Наступавшие несли огромные потери. В том же сорок втором году Василий Александрович Бердюгин погиб.
Минуло каких-то три-четыре месяца после проводов – и в Шигаево пришли похоронки на нескольких трактористов. Еще недавно с вещмешками и кружками эти парни шли все вместе по длинной деревенской улице.
Не одна молоденькая Маша Бердюгина голосила в те дни. Вдов стало много. В наших деревнях похоронки называли по-казацки – выключками. Выключили молодых мужиков из казацкого круга, навсегда выключили из колхоза. Только из памяти не выключили.
Песня
Как самая младшая, Валентинка в послевоенные годы всегда донашивала одежду за старшими сестрами. Мать очень хорошо шила. И вот сегодня она наконец-то строчит на машинке новое платьице для Вали. Примеряет, подгоняет по фигурке. Старшая сестра Нина делает за столом уроки. Не отрываясь от задачника, взрослым тоном говорит маме:
– Ты лучше бы себе сшила. Такая молодая, а ходишь в довоенном.
Мария Ильинична качает головой, машинка продолжает стрекотать. И мать опять поет эту недавно подхваченную песню, после которой всегда плачет:
– Была бы я пташка,
Слетала бы к нему…
Нина бросила свою арифметику и гладит маму по вздрагивающим плечам. А Валентинка достает маме только до пояса. Она приземляется у ее ног, крепко обнимает мамины коленки и тихо обещает:
– Вот вырасту, мама, – и обязательно узнаю, где похоронен отец.
Дзот
Младшая сестра сдержала слово. Закончив школу, Валентина работала в паспортном столе. Знала, что в 1942 году отец со своим полком прошел от Москвы почти до осажденного Ленинграда. Писала запросы во многие военные архивы, отовсюду получала отрицательные ответы, но наконец, отыскала-таки отцовский след!
Обстоятельства сложились так, что под Ленинград поехала не она, а старшие сёстры – Нина с Лидией. Нашли братскую могилу, нашли место гибели Василия Александровича. Краеведы и поисковики поставили в той глухой местности небольшую избушку. Сестер сопровождала местная женщина, еще помнившая страшные бои. Она говорила, что фашистские укрепления были почти неприступны. Немцы построили дзот (деревоземляную огневую точку), и его амбразура выходила на небольшую речку и луг. Наши наступали со стороны луга. Местность простреливалась насквозь. Дзот и другие укрепления не могли подавить много недель. В тех краях полегло столько наших солдат, что героев войны отыскивали и перезахоранивали потом много десятилетий.
…Дочерям снова казалось, что они смотрят на отца, высоко задрав головы и щурясь от яркого солнышка, – как в тот день.
После войны
Чтобы вырастить девчонок и дать им образование, Мария трудилась в колхозе дояркой, держала корову, засаживала картошкой 25 соток огорода. После войны накануне 1 сентября мать выменивала обновки дочерям на продукты. А нарядные платьица всегда шила сама. О себе не думала. И очень удивилась, когда к ней вдруг посватались. На знакомом трактористе Павле от волнения прямо лица не было, когда он пришел к ним в дом и напрямую сказал:
– Давай будем вместе. Что скажешь?
Дочери не спорили – он хороший, надежный человек. Но папой Павла никогда не звали. Дядей Пашей – да. Жила большая семья дружно, трудностей не боялась. У Марии и Павла родились потом еще двое маленьких, дочка Галя и сын Пётр.
… Мама приготовила обед, на всю избу замечательно пахнут борщ и жареная картошка. Дядя Паша во дворе вовсю рубит дрова – вчера только привезли машину. Мама велит позвать отца к столу. Валентинка выходит на крыльцо и долго молчит. Не может сказать «папа». Но не может сказать и «дядя Паша». Потом на всю деревню кричит:
– Э–эй, ты! Пойдем обедать!
В избе мать начинает выговаривать дочке за такое обращение, но Павел останавливает ее и улыбается Валентинке:
– Да зовите как хотите! Я что, не понимаю? – своего отца вам никогда не забыть!