– Отпуск 15 суток, плюс четыре дня на дорогу. Срок прошел, заслужил еще в апреле, – рассказывает Владимир. – По объективным причинам нас не отпускали. Когда стало поспокойнее уже начали отпускать.
Первое, что бросается в глаза, – на военной форме шевроны «СССР» и «Пересвет».
– Шеврон «СССР» для меня много значит. Хоть я и мало застал Советский Союз, но воспоминания хорошие. И люди были добрее, и помогали друг другу, – вспоминает Владимир. – Опять же, если судить по тем местам, где мы сейчас служим. Там до сих пор советская атмосфера, там все напоминает о Советском Союзе. Дома того времени, много гербов, памятники стахановцам, Ленину, и за ними следят. Атмосфера детства. Там живут, как в Советском Союзе, и они хотят туда обратно. Мирные люди ратуют за соединение с Россией. Хотят, чтобы все было, как раньше. Чтобы народы дружили.
Местные, когда видят у нас эти шевроны, просят подарить. Особенно дети. Когда от них выезжаем ближе к линии соприкосновения, нас дети с флагами провожают. Один мальчишка с флагом СССР, другой с российским – стоят, машут нам вслед. На 9 Мая останавливали наши машины и дарили нам самодельные открытки и иконки. Дети хотят быть с нами, с Россией. Местные надеются, что мы не уйдем, иначе им будет очень плохо.
Владимира призвали 24 октября 2022 года, подготовку проходил в Чебаркуле. Стрельбы из автомата, пулемета и АГС (автоматический гранатомет станковый), занятия по медицине. Затем передислоцировали в Ростовскую область в подготовительный центр. Еще неделя занятий, и 12 декабря, уже с вооружением – в отдельный Брянский батальон разведки имени Александра Пересвета. Через неделю уже поехали на выполнение боевых задач.
Владимир служит водителем эвакуационного автомобиля пикап «УАЗ Патриот».
– Вожу парней на задания, забираю их, вывожу раненых, к сожалению, и погибших, подвожу боеприпасы, медикаменты, продукты, – рассказывает Владимир Изгагин. – На автомобиле чаще выезжаю один, но бывает, что с сопровождающим, если едем непосредственно к линии соприкосновения. Невозможно одновременно управлять автомобилем и отвечать по рации. Дорог практически нет, а скакать по кочкам надо на большой скорости. Когда туда едешь – выезжаешь с молитвой. Всю дорогу едешь и молишься, обратно едешь – тоже молишься. Очень много дронов-камикадзе. Новые модели развивают скорость до 110 км в час, плюс скорость свободного падения. Когда надо, мой УАЗик 160-170 идет. Один раз осколками посекло все четыре колеса, остановили машину и прятались в подвале. Дождались, когда все стихло, два колеса заменили (больше не было) так и поехали на пробитых.
– Там, наверное, все в Бога верят?
– В окопах неверующих нет, сейчас все верят в Бога. Я всегда верил. Считаю, что вера должна быть в душе. Про себя молюсь, у меня всегда с собой иконка и крестик. На дорогах очень много крестов стоит, въезд-выезд практически из каждого населенного пункта. Я не могу креститься – за руль держусь, а парни крестятся все, и те, которые раньше в Бога не верили. К нам батюшка приезжает, наш дивизионный. Когда есть возможность, в храм заходим.
– Как себя автомобиль ведет?
– Машина, мягко говоря, не очень. Многие запчасти одноразовые, особенно элементы ходовой части автомобиля. Ходовку менял уже четыре раза, хотя пробег чуть больше 50 тысяч. У нас есть ремонтный батальон, но чаще всего ремонтирую сам, некогда ждать. Инструмент есть, запчасти, колеса покупаем за свои деньги, так проще и намного быстрее. Мы с парнями сами скидываемся деньгами. Это же наша безопасность.
– Сколько времени еще служить?
– Я добровольно мобилизованный. Когда туда уезжали, нас сразу же предупредили, что будем служить до окончания СВО. Сейчас ходят разговоры, что нас выведут и заменят контрактниками.
– Нет мысли остаться служить по контракту?
– Нет. За то время, что я там пробыл, очень многое изменилось. Картинка мира в голове совершенно другая. Конечно, бывают мысли остаться. Сидишь думаешь, парни останутся, как их бросить. С другой стороны – у меня семья, дети. Конечно, если надо будет – нет вопросов.
– Знания и навыки, полученные на срочной службе и подготовке на полигонах, пригодились?
– Срочная служба, хоть и прошло почти 20 лет, пока еще не забыта. Оружие в основном то же самое, наш Калашников вечный. То, чему в Чебаркуле учили и то, чему учили в Ростовской области, – очень хорошо, но, если честно, мало.
– Сейчас доучивают?
– Да, когда приходим с задач, сутки отдыха и на полигон. Тренировки, учения, слаживание – на постоянной основе. Люди выбывают, группа обновляется – необходимо слаживание с новыми бойцами.
– Какой у вас позывной?
– У меня с детства позывной – «Рубль». Старшие ребята во дворе так назвали, когда мне было еще лет семь-восемь, почему, не знаю.
– Применять оружие приходилось?
– Да, отстреливались. Кроме автомата, у меня с собой как у водителя – специальный бесшумный пистолет. Потому что в случае аварии, подрыва автомобиля, поломки автомат доставать некогда с заднего сиденья, а пистолет всегда под рукой.
– Как человек живет с мыслью, что каждый день под смертью ходит?
– Поначалу было такое, затем привыкаешь к мысли, что в любой день, в любой момент можешь погибнуть. Стараешься сделать как можно больше для того, чтобы наши парни продвигались дальше. Стараешься побольше БК привезти. У каждого свое, конечно. Те, кто непосредственно в боях участвует, они стараются пройти как можно дальше, чтобы их смена подошла уже на другую позицию.
Тоже поначалу переживал, когда ходил туда на задачи – надо было взять языка. Несколько раз удачно. Один раз взяли, он говорил, что он копарь, что их прислали только копать. Когда увидел, что его же сослуживцы творят, он решил все рассказать.
Пленный рассказал, когда ждать наступления, и оно действительно было в эти дни. Единственное, что недорассказал, что шла не просто пехота, а их спецвойска – «Кракены». Страшные люди, крепкий противник, наученный по нашим учебникам, в наших советских училищах. Они знают, что мы будем делать, мы знаем, что они будут делать, школа была одна. Большинство из них наркоманы. Когда занимали их блиндажи и окопы – наркотики валяются, шприцы. Упаковки находили, там написано – made in USA.
Мы видели с парнями, в одного стреляют, стреляют – ему пофиг, он идет. Ему руку отстрелили – он идет. Пока снайпер его не положил, он так и шел.
– С приобретением боевого опыта бесшабашность не приходит?
– У нас все как-то более обдуманно и размеренно происходит. Стараемся и свою жизнь сохранить, и своих сослуживцев. Хорошо окапываемся, ребята делают лисьи норы, чтобы можно было спрятаться.
– Мировоззрение изменилось?
– Очень сильно. Раньше жил одним днем, как есть, так и есть. Сейчас смотрю в будущее. Мысли, что надо детей поднимать, надо дом построить. Раньше как-то было проще со всем этим. Сейчас понимаешь, что жизнь может оборваться в любой момент. Понимаешь, что дружба между народами должна быть.
– Как вы относитесь к противнику?
– Иногда жалко их, у них настолько задурманенная голова. Но свою жизнь надо больше беречь. Вообще с уважением относимся к противнику. Противника нельзя недооценивать, опытные, упертые, бьются очень жестко.
– Расскажите о бытовых условиях.
– Мы часто меняем свое место дислокации, всегда по-разному. В заброшенной деревне условий никаких. Бывает, в жилые деревни заезжаем, нам сами местные жители предоставляют дома. У кого-то родственники уехали в Россию, дома пустуют. Следим за порядком, платим коммунальные услуги. Но такое очень редко бывает. А вообще стараемся от жилого подальше держаться – «птички» летают, все видят. Не дай Бог начнут по мирным стрелять. Есть дома – живем в них, но чаще приходится жить в лесополосе – блиндажи, там все обустраиваем. Воду привозят, сами делаем душ.
– Как поддерживаете связь с домом?
– Нам дают выехать в город, купить форму, обувь, продукты. Проблем с продовольствием нет, но иногда хочется чего-нибудь вкусненького. В это время созваниваемся.
– Питание централизовано?
– Раньше были повара, полевая кухня. Теперь люди разбросаны и нецелесообразно готовить на всех. Привозят продукты, разбираем по количеству человек, готовим сами.
– Гуманитарная помощь до вас доходит?
– К нам очень часто из Брянской области приходит гуманитарная помощь. Один предприниматель предоставил нам два автомобиля – «Газель» и УАЗ «Фермер». Иногда хочется домашнего – привозят. У нас же батальон основан в Брянске, в основном все оттуда.
– Как складываются отношения с местными?
– Очень много общаемся с местными. Они очень хорошо к нам относятся. Когда садимся в машину, отъезжаем – они нас крестят. Есть, конечно, которые ходят косятся, говорят, что при Украине было хорошо. Что вы сюда приехали, вас никто не звал. Таких мало. Есть и такие кому все равно с кем, лишь бы было спокойно и их никто не трогал. Большинство поддерживают нас и хотят жить именно в России.
– В чем видите разрешение конфликта?
– Нужно садиться за стол переговоров, обсуждать. Каждый день люди гибнут с обеих сторон. Очень много раненых. В основном осколочные ранения. Прямых боесоприкосновений очень мало, в основном работает артиллерия и танки, кассетные снаряды, дроны. Я не отказываюсь от своих слов – я пришел освобождать наши исконно русские земли. Я так считал и так буду считать. Надо стараться все мирным путем решать, но президенту Украины не дадут идти на мировую.
– Владимир, как тебя дома встретили?
– Я когда летел домой, никому ничего не говорил. Только супруге сказал, она приехала меня встретить в аэропорт. Друг один приехал, откуда узнал – не знаю. Дети были у моих родителей в гостях. Приехали домой, я потихонечку прокрался. А дальше надо было видеть, словами не передашь. Родители обрадовались, особенно отец, у него 28 августа юбилей – 65 лет. У дочки тоже 28 августа день рождения. Младшенькая мечтала, чтобы я ее проводил в первый класс. Очень рады, не отпускают меня ни на шаг от себя.
Когда я уезжал, мне дети написали письма, они у меня всегда с собой. Всегда лежат в кармане. Перед отъездом ходили по нашему «Арбату», парнишка продавал резиновые браслеты. Мы купили 4 штуки на семью, с тех пор я его еще ни разу не снимал. И семья не снимает, ни дети, ни жена. Это мой оберег, они здесь со мной, всегда рядом.
Владимир всегда чувствует поддержку семьи.
– Когда Володя принял решение пойти добровольцем на специальную военную операцию, мы его полностью поддержали, – вспоминает супруга Светлана. – Переживаем, ходим в храм – молимся, заказываем сорокоуст, поддерживаем связь. Ждем, надеемся, что вернется и все будет хорошо.
Автор: Андрей Мизеров
Фото автора и из личного архива Владимира Изгагина
Загрузка ...
